— Ну что ж. Давайте тогда скрепим наш союз.

Мужчины вышли на крыльцо поместья. Токугава задрал кимоно, отвел в сторону набедренную повязку, Тоётоми сделал то же. Они вместе помочились и смешали свою мочу, следя, как она летит на песок под ними. Союз был заключен.

Глава 12

КОНЕЦ ВЕЛИКИХ ДОМОВ

— Вставай! Вставай, отрыжка кашалота! — В мой бок впечатался чей-то носок, и я проснулся. От второго удара ушел перекатом, захватывая сгибом локтя ступню и выворачивая ее вправо.

Мужчина, бивший меня, с руганью упал и тут же вскочил. Я, сжав кулаки, тоже поднялся. Рассмотрел нападавшего. Лет сорок с гаком, куцая бороденка, половины зубов нет. Воняет от него… аж слезы на глаза наворачиваются.

— А ты ловкий, — ухмыльнулся мужик. — Я — главный золотарь квартала Микуни. Для тебя «ксоо» Микуни-сан. Одевайся, бочка приехала.

Делать было нечего. Обвязался грязной набедренной повязкой, натянул рваное кимоно, потрогал шишку на затылке, благодаря которой я тут оказался (болит!) и безо всякого завтрака отправился вычерпывать дерьмо. Неплохая карьера — из императоров всея Японии в ассенизаторы, не так ли?

Но давайте все по порядку. Пятнадцатого июля я был коронован. Японская традиция не предусматривала для микадо шапки Мономаха, так что венец пришлось заказывать у ювелиров отдельно. Придворные удивились подобному чудачеству — ведь у императора есть священные регалии, — но в итоге проглотили. А корона мне нужна была сугубо для имиджа. Европейская публика привыкла к определенным символам власти монархов — так чего же ее разочаровывать? Я планировал окончательно открыть страну для иностранцев-гайдзинов и возможности лишний раз произвести впечатление упускать не хотел. Сразу после приема глав гильдии ювелиров решил устроить себе экскурсию по дворцу.

Осмотрел сокровищницу, оставив Сабуро Хейко пересчитывать ларцы с золотом, серебром и драгоценными камнями, навестил библиотеку (кстати, весьма богатую на древние китайские рукописи, включая собственноручный трактат Конфуция «Лунь юй» — «Беседы и суждения»), проверил, как самураи клана несут охрану резиденции (весьма ответственно). У входа во дворец собралась целая толпа аристократов, и тут я совершил ошибку — дал команду запускать придворных. Еще неделю назад эти дармоеды боялись нос высунуть из своих поместий, опасаясь чумы и моих приказов о карантине. Но вот уже декада, как в Киото не случилось ни одного заболевшего, и народ воспрянул. Я-то понимал, что эпидемия далеко еще не остановлена, вполне вероятны рецидивы, только поди объясни это миллионной полуголодной столице.

По словам Акитори, прекращению чумы мы обязаны вулкану Овакудани. Огнедышащая гора засыпала Киото и его окрестности полуметровым слоем пепла и убила тем самым грызунов и блох — основных переносчиков чумы. Серая масса вулканической пыли оказалась ядовита, и некоторые столичные жители, привыкшие брать воду из окрестных рек, отравились. Увы, эта плата за окончание пандемии «черной смерти» оказалась для японцев вполне приемлемой — благо остальные очень быстро научились пользоваться только колодцами. Более того, рядовые горожане связали мою коронацию, извержение вулкана и прекращение чумы в одно целое и увидели в этом волю богини. По всей столице появились мои самодельные портреты, украшенные цветами и бамбуковыми ростками. Несколько типографий в очередной раз размножили Клятву пяти обещаний, некоторые тезисы которой рядовые японцы вновь стали носить на налобных повязках.

Впрочем, весь этот энтузиазм никак не коснулся аристократии. Сотни придворных оккупировали тронный зал, теснятся в приемных покоях, шуршат расшитыми кимоно, обмахиваются расписными веерами. За утонченными поклонами и фальшивыми улыбками я вижу ножи, готовые вонзиться мне в спину. Все эти чиновники первого, второго, третьего рангов, фрейлины, священники, обряженные в оранжевые накидки, так и ждут моей малейшей оплошности, чтобы скинуть с трона. А я в это время сижу, разряженный попугаем, на сандаловом престоле, смотрю на всю эту ярмарку тщеславия и делаю покерное лицо. [54]

Мои самураи, начиная от фельдмаршала Симодзумо Хиро до генералов вроде Асакуры Абэ, выглядят очень бледно. В фигуральном смысле. Одеты непрезентабельно, без шика и лоска. Движения скованные, улыбки вымученные. Соответственно и отношение к ним как к случайным провинциалам, попавшим на столичный бал, — презрительное и высокомерное.

Разглядываю толпу более внимательно. Ничего-ничего, мои раскрашенные друзья, очень скоро я вашу тусовку здорово прорежу. Останутся только самые верные и нужные, остальные отправятся осваивать курорты Северного Кавказа. Пардон, северные территории — вроде Курильских островов. Отличное место для ссылки провинившихся. Там, глядишь, дойдет и до Сахалина. Или так думать непатриотично? Ладно, будем считать, что эти белолицые от пудры и чернозубые [55] от ацетата железа товарищи будут столбить место для потомков Московского княжества. Примирив внутри себя японца и русского, я продолжил рассматривать знать.

Присутствующие делились на несколько ярко выраженных групп. Во-первых, это мои вассалы, которые кучковались на задворках тронного зала. Во-вторых, кугэ — придворная киотская аристократия: родственники бывшего императора, высшие чиновники, просто придворные. Эти расфуфыренные курицы не обладали реальной властью, которую дает только обширная собственность, а точнее — земли в провинциях, но тем не менее были весьма влиятельны, а главное — опасны своими заговорами. Человек сто мужчин и женщин разного возраста свободно курсировали по всем покоям, обменивались поклонами, шутками, образовывали тесные группки и даже очереди на традиционный поклон императору. Уже второй час знать по очереди вставала перед моим помостом на колени, упиралась лбом в пол и лицемерно желала мне тысячу лет жизни.

Вторая по значимости и численности группа людей в зале называлась букэ. Феодальное дворянство, владеющее землями и принадлежащее к тем или иным кланам. Даймё, хатамото, [56] генералы — одним словом, военная аристократия. Самые крупные щуки столичного пруда — конечно, Токугава Иэясу и Тоётоми Хидэёси. С обоими во время своих предыдущих визитов в Киото я имел возможность побеседовать и составить собственное мнение. Прожженные интриганы, хитрые и безжалостные — несмотря на свое сильное внешнее различие, их роднило одно общее качество. Я назвал его «закалка». Оба прошли горнило войн, сурового кланового отбора на выживаемость, а значит, представляли наибольшую опасность моей власти.

Но были в зале и караси и пескари помельче — четыре князя окрестных провинций. Худощавый и надменный Дзюнсё Цуцуи с приближенными самураями, одинокий безрукий Асаи Хисамаса — тот самый Асаи, который внезапно напал на армию Оды Набунаги и лично зарубил знаменитого военачальника, потеряв при этом конечность. Теперь все его презирают и сторонятся. Наконец, даймё Хаттори Ясунага и Ёсикуни Хатакэяма. С последним я был знаком — именно он спас императора Го-Нару при прошлогоднем бегстве из столицы, охваченной смутой и восстанием против регентов. Рано поседевший Ёсикуни оказался вовсе не стариком — всего сорок лет, но весьма образованный и начитанный князь. С ним у нас сложились вполне дружеские отношения, и я надеялся на его помощь в решении столичных вопросов. Благо Ёсикуни за свои заслуги был пожалован должностью коор-бугё Киото.

К моему удивлению, судя по командирским жезлам гунто, в зале присутствовали еще два незнакомых мне даймё. Оба оказались молодыми и стеснительными, прячущимися за спины других юношами. Подозвав дворцового церемониймейстера, я поинтересовался их именами. Такамото Мори и Канэ Тесокабэ оказались сыновьями даймё кланов Мори и Тесокабэ, уничтоженных в конце прошлого — начале этого года князем Такахисой Симадзу. Парни успели сбежать в столицу и хотят получить аудиенцию у императора. Не нужно быть пророком, чтобы понять: южане хотят вернуть свои земли. Ах, как мне не хватает Гэмбана! Наверняка у Мори и Тесокабэ полно сторонников — что на юге Хонсю, что на острове Сикоку. Если в нужный момент союзники поднимут восстание и ударят в спину Такахисе… Решено, даю аудиенцию.