До того как поле сражения успело опять покрыться дымом, я успел разглядеть в подзорную трубу, что передовые порядки Симадзу состоят в основном из крестьян-копейщиков. Простенькие бамбуковые доспехи, которые плохо спасают от стрел, не говоря уже о пулях, вытаращенные и застывшие глаза, пергаментная кожа, шатающаяся походка — складывалось впечатление, что на наши позиции идут японские зомби. После того как начала бить картечь и первые ряды солдат повалились на землю, следующие шеренги просто переступили через убитых и раненых и продолжили свое движение.

Я вышел из дома и в сопровождении свиты двинулся на центральный редут. Тут царила деловая суета. Генералы отдавали приказы, вестовые мотались по соседним укреплениям, орудия рявкали, откатываясь назад. Заработал первый «Вулкан». Затем второй. Их стрекот нельзя было ни с чем перепутать. Солдаты по цепочке передавали мешки с порохом, ядра.

Взглянув еще раз на передовые порядки зеленых, бредущих огнями в пороховом дыму, я понял, что сражения нет. Есть массовое самоубийство южан. Те симадзу, которые все-таки по трупам товарищей доходили до редутов, просто падали в ров, заполняя своими телами ямы перед укреплением. Не было никакой попытки забраться наверх, рывка вперед, криков ярости… В нас не стреляли из луков или ружей, не кидали копий. Зомби просто шли и шли, будто колонна муравьев в половодье, которые своей плотью мостят переправу через ручеек для рабочих особей, уносящих из дома куколок. Это было настолько кошмарно и ужасно, что сознание отказывалось воспринимать сюрреалистичную картинку. Горы трупов продолжали увеличиваться, пулеметы-«гатлинги», пушки раскалились от чудовищной работы. Оружие не выдерживало — его приходилось охлаждать уксусом, — но самураи казались крепче железа.

Нация биороботов не давала осечки. Хиро с бесстрастным лицом командовал генералами, те — полковниками. Рядовые солдаты спокойно наводили орудия, отталкивали копьями от валов самых везучих южан (таких было немного). И все это без тени колебания или моральных терзаний. Благодаря своему небольшому военному опыту я знал, что руководить десятками тысяч человек, борющихся со смертью, нельзя одному человеку. Участь сражения решают не распоряжения главнокомандующего или штаба, не маневры войск и даже не количество пушек или пулеметов, а та незаметная сила, которая называется духом армии. И сегодня ночью дух наших войск был на высоте.

В то же время тот механицизм, с которым северяне убивали южан, реально пугал. Я читал, что даже во время Второй мировой войны стойкие арийские пулеметчики в Мясном Бору, [80] когда на них цепями перли и перли практически безоружные советские солдаты, сходили с ума и стрелялись. А тут ни у кого даже глаз не моргнет, рука не дрогнет…

Пока я рефлексировал, ситуация на поле боя изменилась. Крестьяне-асигару выполнили свою задачу — пробили бреши в минных полях, измотали артиллеристов, и их сменили аркебузиры Симадзу и окинавские вако. Последние с громкими воплями стали целыми штурмовыми отрядами прямо по трупам бросаться на валы редутов. Вако прикрывали стрелки и даже кое-где гренадеры. Появились первые раненые и погибшие у нас. Несколько человек упало рядом со мной, и охрана тут же загородила меня своими телами.

— Убит Асакура Абэ! — ломающимся голосом прокричал молоденький самурай-вестовой.

Горестный стон вырвался у свиты. Все, и я в том числе, очень любили этого жизнерадостного толстяка. Хиро, не отвлекаясь от боя, тут же послал на четвертый редут одного из полковников заменить Абэ. Наши пушки били уже практически в упор, сметая картечью все в радиусе полусотни шагов. На помощь артиллеристам подошли новые полки аркебузиров, а также мушкетеров с новыми ружьями с ударно-кремниевыми замками. Темп стрельбы сразу увеличился, и враг на время был отброшен от оборонительной линии.

Но я рано обрадовался. Симадзу стали подтаскивать ко рву большие деревянные щиты, в которых вязли и пули, и стрелы. Несколько укрытий удалось разбить ядрами и тут же расстрелять самураев в зеленых доспехах из пулеметов. Однако южане не сдавались, вновь и вновь буквально из ничего сооружая полевые укрепления. При этом натиск штурмовых групп ни на минуту не снижался. Наш главный артиллерист Хосе Ксавьер, размахивая культей, вынужден был распределить, каким пушкам стрелять ядрами, каким — картечью.

Внезапно из заслонов симадзу начали выскакивать одинокие всадники. На них мало кто сразу обратил внимание — стрельба велась в первую очередь по организованным отрядам плюс дым от пороха и темнота, освещаемая лишь кострами и горящими кипарисами, мешали рёсуям правильно указывать цели. И мы тут же за это поплатились. Один из наездников, тяжело груженный странными бочками на крупе лошади, маневрируя между горами трупов, подъехал к самому брустверу и, прокричав «банзай!», дернул за шнур, уходящий в одну из емкостей.

Яркая вспышка, грохот — и всех нас наверху повалило на землю взрывной волной. Хоть в голове гудело, я, отряхнувшись, первым вскочил на ноги. Вслед за мной начали вставать воины-псы и артиллеристы. От всадника-камикадзе осталась лишь одна большая воронка. Тем не менее свое черное дело он сделал — насыпь бруствера в одном месте оказалась разрушена, открывая путь в наши укрепления. Не успел я осознать это, в то же место направился новый наездник.

— Стреляйте! — только успел я крикнуть, как камикадзе, утыканный стрелами, но еще живой, дернул веревку на бочке с порохом.

Еще один взрыв, более мощный. Опять мы все лежим на земле, выплевывая песок изо рта. К горлу подступает тошнота, в глазах двоится — похоже, у меня контузия. Говорят, что в таких ситуациях надо вести себя тише воды, ниже травы, но я не сдаюсь. Телохранители поднимают меня и пытаются унести прочь. Хрен вам! Приказываю принести стул и, уже сидя на нем, пробую разобраться в ситуации. Симодзумо Хиро жив, Хосе Ксавьер тоже, генералы — пересчитываю военачальников — вроде бы все тоже целы. Несколько десятков убитых у пролома, две перевернутые и разбитые пушки — вот и весь ущерб от камикадзе. Но если подобное будет продолжаться… Пушек у нас мало, пулеметов так вообще две штуки.

— К «Вулканам» заканчиваются патроны! — появляется еще один вестовой с выпученными глазами. — Что делать?!

Эх, родной! Если бы я знал, что делать… Слава Аматэрасу, Хиро не растерялся.

— Мечников с но-дачи сюда и к четвертому редуту! — громко командует канрэй. — Скачи к тайсё Цурумаки-сану: пусть ведет свои тысячи в бой. Нам надо выгадать время, — обращаясь уже ко мне, начал разъяснять Симодзумо, — пока крестьяне заделают проломы в укреплениях.

Я ничего не ответил. Ясно было, что наши элитные полки мечников обречены сгинуть в многочисленных порядках южан. Я взглянул на небосклон. Светало. Из-за края земли вставало солнце. Кроваво-красный круг красиво подсвечивал курганы трупов, которые громоздились возле позиций. В некоторых местах горы тел достигали в высоту два-три метра, создавая причудливый и сюрреалистичный лабиринт из еще живой плоти. Стоны и крики висели над полем боя, кровь лилась ручьями. Но равнодушное восходящее солнце миллионы раз видело подобную картину. Страны и континенты, города и села, моря и реки, империи и королевства, появление новых видов, исчезновение старых видов, борьба за выживание — пред вечностью все ничто.

Видела желтая звезда и меня — крошечную фигурку, сидящую на рукотворном холме возле небольшой японской деревушки.

Некоторые сведения из эпохи воюющих провинций

Названия дней недели

понедельник — гэцуё-би

вторник — каё-би

среда — суйё-би

четверг — мокуё-би